Настоящий, стоящий чего то больше подноготной
рефлекса рвотного пустых капельниц, капель с ресниц, протертых
солью. Мимо лживого тепла остывших батарей,
люди здесь мешали остатки людей с треском дверей

сердечных мышц, бьющих по ребрам грудной клетки
города, словно колесами первых трамваев на местах скрепок
рельс. Непонятый, правосудия лишенный заключенный,
но популярный в народе, оставшийся этим лишь гордый,

рушил горы. Выедал молью шторы прикрытых ресницами глаз
в заплатках волдырей пивных палаток на теле проходных для масс
чернорабочих в телах заводов. Как недокормленных паразитов
организма этого из метала, стеклотары и кранов - сталактитов.

А в экранах уже ждет новая пачка чужой беды, или счастья,
собственные под подушку, на черный день заначив.
С мыслями о лучшем. Но коррозия будущего не вернет сдачи
пока печи коптят небо коксом, заглушая гулом детский плачь,

А моторы образумивших машин с других сторон
все крутят циферблаты судмарин, умалишен-
ных. Ядерных, но еще совсем желтых,
как птенцы, отрыжкой червяков, нами проглотанных

вскормленные. И каждая крыса мечтает стать
на тонущей подводной лодке бабочкой, опять
сгрызая петли подозрительных для этих мест форточек.
Как в анекдоте про цейрозы печени и распускание почек

весной. Но пухом летит снег, прахом падает горизонт,
кто-то звонит в дверь, кто-то ушел, а кто-то не тот
кем был. Изменился, потом научился бояться,
тонущий в страхе, лишь под водой он смог улыбаться.